На бумаге все получалось гладко, но Олю постоянно мучила мысль, нет ли по дороге оврагов, о которых она забыла. То, что Сталин обсуждал это с Шапошниковым и, возможно, не только с ним, перед тем как принять окончательное решение, сомнений не вызывало, да и, кроме укрепления западных границ СССР, где работы уже начались, и некоторой реорганизации войск, в нужном направлении в настоящий момент ничего не происходило. А планы имелись. Нужны были исполнители, и хотелось, чтоб они эти планы воспринимали как свои, тогда и дело будет. К сожалению, пока что доктрина ведения войны от обороны встречала активное сопротивление высших военачальников, несмотря на поддержку с самого верха. Никто в открытую оппозицию не становился, тихий саботаж тоже отсутствовал по причине того, что можно было легко лишиться всех званий и загреметь на пять лет в лагеря. Но одно дело, когда исполнитель уверен в правильности своих действий, и другое дело, когда он все делает из-под палки. Ольга с удовольствием пообщалась бы с Рокоссовским, но он и тут умудрился попасть под следствие, которое, впрочем, буквально через месяц было прекращено по личному распоряжению Сталина. Рокоссовского назначили на должность командира первого корпуса войск особого назначения. Узнав про эту историю, Ольга долго думала, как такое могло случиться, ведь список командиров РККА, на которых следует обратить внимание, у Сталина был давно. Потом решила – это можно рассматривать как пример трудностей управления большой Системой в ручном режиме, хотя не исключено, что запоздалая реакция имела другие причины. Ясно, что такого человека, как Рокоссовский, заместителем Мехлиса никто не поставит во избежание высоковольтных напряжений, которые, безусловно, возникнут между этими двумя фигурами. Да и занят он был по завязку. Становление нового рода войск – непростая история. Боевые уставы, стратегия и тактика применения, состав, вооружение и тысячи других не менее важных деталей нужно было создать и свести в единый механизм. И всем высокопоставленным командирам нового рода войск доставался свой кусок работы.
Поэтому выбор пал на Ватутина. Он был не только отличным штабистом, но прошел путь от солдата до слушателя академии Генштаба. Да и в практическом руководстве войсками проявил себя неплохо. Был, как и все, приверженцем атакующих действий, но выбрал тему научной работы «Роль укрепленных районов в современной войне», а это уже являлось темой возможных дискуссий. Самое главное, что о нем знала Ольга: Ватутин умел замечать таланты и давал им расти. Черняховский, Семен Павлович Иванов, Гречко, Хетагуров, Курочкин – все эти имена в воспоминаниях Ольги были связаны с Ватутиным. А эта особенность у руководителей встречается крайне редко. Куда чаще приходится видеть, как начальник душит толкового подчиненного изо всех сил.
Пока Ватутин был у вождя на примете, и не только потому, что его отметила Ольга. Полтора года назад сводный отряд 28-й Горской особой дивизии под командованием Ватутина, в полном составе, без отстающих, взобрался на вершину Казбека вместе с артиллерией, пулеметами и установил там бюст Сталина. Потом бойцы провели учебные стрельбы и без потерь спустились обратно.
Включить его в комиссию на роль заместителя было нетрудно. Олю определили секретарем к Ватутину, поскольку реальной работой по проверке Дальневосточной армии должен был руководить он. Кто и как объяснял ему ее назначение на эту должность, Оля не знала, но Артузов заверил, что Ватутин будет прислушиваться к ее советам. Остальные члены комиссии о ней ничего не знали. Кто ее охраняет, Артузов не сказал, но одного она вычислила сразу. Вместе с Ольгой к Ватутину приставили нового порученца. То, что он новый человек, было заметно по их общению. Почему-то Оля решила – по совместительству он является ее телохранителем. Лейтенант Виктор Степанов – хмурый шатен выше среднего роста, осматривающий всех и все подозрительным взглядом, от которого хотелось сразу отвести глаза в сторону. Кому еще было вменено в обязанности за ней присматривать, она не знала, претендентов хватало. Была у нее еще одна страховка в виде кусочка белого шелка с текстом, подписью и печатью, вшитая в подкладку полушубка, но пользоваться ею не советовали. Только в совершенно безвыходной ситуации. Наверняка и телохранителей снабдили чем-то аналогичным для разруливания непредвиденных ситуаций.
Мехлису вменялось в обязанности осуществлять общее руководство, проверить местные партийные органы и совместно с Фриновским проверить работу НКВД. Фриновский должен был приехать чуть позже и привезти с собой бригаду поддержки из сотрудников НКВД. Вот тогда по всему Дальнему Востоку начнется сплошное веселье. Что-то вертелось в голове у Ольги, связанное с крупным чином НКВД, перебежавшим к японцам в результате такой проверки, но фамилия и должность не всплывали. В СССР события уже пошли по несколько другому течению, и все, что она знала, нужно было подвергать сомнению. Репрессии, если можно так сказать, имели место быть, но, объективно анализируя те факты, которые были в ее распоряжении, Оля находила, что пользы от них больше, чем вреда. Основная масса осужденных получала пять лет лагерей – это максимум, что могли присудить «тройки» вне судебного разбирательства. На суд тянули только тех, на кого могли собрать хоть какой-то материал. Заявление рабочего коллектива и партийной организации принималось во внимание как «тройкой», так и судом, и часто человек оставался в коллективе отбывать наказание условно, с понижением в должности или звании. Но кроме этого, Ежов умудрился за год навести порядок с милицией, так же безжалостно перетряхивая кадры и отправляя в ссылку или в небытие тех, кто не справился со своими задачами. И в городах стало спокойно. Исчезли беспризорные, попрошайки, карманники и другая мелкая шушера. Можно было без опаски гулять ночью по темным окраинам. Предполагать, сколько еще Ежов просидит в кресле наркома внутренних дел, было трудно.