Я – меч, я – пламя! - Страница 102

102

– Не слишком ли смелые цифры вы называете, даже не глянув на изделия?

– Военные комиссии у нас дотошные. Раз вы меня спрашиваете о целесообразности выпуска данных типов вооружения, можно смело предположить, что военную комиссию опытные образцы прошли. Поэтому для меня основным вопросом является цена. Что касается вопроса, полезное оружие или бесполезное, то это всем станет ясно после первого реального боя, а его ждать уже недолго. Не исключено, что названного мной количества окажется мало, и вы еще с меня будете спрашивать, почему я не назвала бо́льшие цифры.

– Так почему вы не называете бо́льшие цифры, товарищ Стрельцова?

– Надеюсь, что этого количества хватит, товарищ Сталин.

– Выпускать по пятьсот тысяч ППС в год – это очень много, у нас нет свободных мощностей на такое количество.

– ППС?

– Пистолет-пулемет Симонова – сокращенно ППС. Он отказывался от авторства, говорил, что по вашим рисункам любой оружейник опытный образец создал бы. Но мы его убедили.

«Какие интересные кренделя выписывает судьба. И в этой действительности его назвали ППС, колдовство какое-то. Впрочем, все, что со мной случилось, можно назвать колдовством, мне ли удивляться…» – устало подумала Ольга.

– Меньше двух миллионов никак, товарищ Сталин. Сократить выпуск винтовок, пистолетов, расширять производство. Когда припечет, будем в год по полтора миллиона клепать. Ну и соответственный запас патронов к ним не забыть, минимум по полторы тысячи на ствол. А лучше по три.

– Значит, вы уверены в том, что нужно разворачивать выпуск этого оружия?

– Абсолютно уверена, товарищ Сталин. Поверьте, тут ошибка исключена.

– Хорошо, ваша точка зрения нам понятна…

Как обстоят дела с другими рекомендованными видами оружия, Ольга совершенно не представляла. По ее расчетам, 45-миллиметровая противотанковая пушка уже могла проходить испытания, и ДШК тоже должен был быть готов. Начался ли выпуск этих изделий, надобность в которых не вызывала сомнений, она не знала. Никто с Ольгой по этому поводу не разговаривал и ее мнения не спрашивал.

– Николай Федорович, вы видели образец пистолета-пулемета?

– Нет, я лично не видел, но мне рассказывали о ППД. Дорогая, сложная в разборке и никому не нужная игрушка.

– Хорошо, представьте себе, что у вас половина состава вооружена ПП, который имеет простую конструкцию, безотказен, легко обслуживается. О какой рукопашной может идти речь? Вы представляете, какую плотность огня может развить такое подразделение как в обороне, так и в атаке?

– Таня, современный бой начинается стрелковым оружием с дистанции в километр, что будет делать, по-вашему, половина бойцов, вооруженных ПП, если они могут вести прицельную стрельбу с дистанции в сто метров? У вас половина подразделения выключена из боевых действий, потому что вооружена пукалками, а не полноценным оружием!

– Николай Федорович, не надо давить авторитетом. У нас с вами научный спор по тактике. Вы ведь согласны, что тактика такая же точная наука, как и математика, и подчиняется своим объективным правилам, как игра в шахматы. Еще в четырнадцатом году пехота беспрепятственно подбиралась к укреплениям противника на расстояние триста – четыреста метров под прикрытием огня своей артиллерии. Дальность прицельного огня ПП – двести метров. Именно на этом участке вам необходимо создать максимальную плотность огня, не давая противнику подобраться на дистанцию броска ручной гранаты. С другой стороны, солдат солдату рознь. Уверена, больше половины бойцов типичного подразделения РККА на дистанции триста – четыреста метров не попадут из трехлинейки в ростовую мишень. Хорошо, если с двухсот метров попадут, в чем я сильно сомневаюсь. Так вооружите ту половину подразделения, которая неважно стреляет, автоматами, это я так называю ПП. Пусть они стреляют с дистанции уверенного попадания, но стреляют много и часто. Вторая половина, умеющая стрелять метров на четыреста, вооружена винтовками и начинает заградительный огонь сразу после артподготовки противника. А если у вас есть бойцы, умеющие стрелять на восемьсот метров, их нужно вооружить снайперскими винтовками, замаскировать в стороне от основных позиций так, чтобы они могли вести огонь по командному составу противника до и во время артподготовки. Тогда можно будет сказать, что вы правильно распорядились составом подразделения.

– Вот когда это будет в уставе записано, тогда и будем так делать, а пока, увы, все, что вы говорите, – это ваши фантазии.

– Тогда напишите предложение в отдел Генштаба, который правит уставы, или мне прикажете это сделать?

– Конечно, вам, Таня. Вы это придумали, вы и пишите.

– Я-то напишу, хоть и не женское это дело, а чем будут заниматься наши доблестные командиры?

– Будут готовиться за вас жизнь отдать на поле боя!

– Вот мы и добрались до основной проблемы командного состава РККА. Вам не кажется, Николай Федорович, что наш народ, отдавая все возможное Красной армии, требует от ее командиров не того, чтобы они отдавали жизнь на поле боя, а того, чтобы они забирали жизни у врагов Советского Союза. Чтобы они побеждали, а не умирали. Отдать жизнь – много ума не надо. Победить и остаться в живых, сохранить своих бойцов – вот задача командира. А штыковые атаки, желание отдать жизнь на поле боя – все это троцкизм, который въелся в кровь и плоть РККА, его нужно выжигать каленым железом. Или вы со мной не согласны, Николай Федорович?

– То, что с троцкизмом нужно бороться, тут я с вами согласен, Татьяна Ивановна. Со всем остальным – нет. Может, мы отложим пока наши споры и пойдем подкрепимся? Ребята, думаю, уже все в ресторане. И Лев Захарович уже там.

102