Я – меч, я – пламя! - Страница 125

125

– Через сорок – пятьдесят минут на допрос.

– Вот так всегда. Стоит появиться хорошему собеседнику, как его сразу забирают. Но грех жаловаться. Могло и такого не быть.

Сержант закрыл дверь камеры, оставив Литвинова наедине с этим странным человеком. В его глазах, устремленных куда-то вдаль над головой наркома, мелькало что-то знакомое. Максим Максимович вспомнил: таким же взглядом закрытый в клетке зверь провожал любопытных зрителей. Молча, резко и жестко Литвинова ударили под дых. Пока он судорожно хватал воздух побледневшими губами, «постоялец» вытащил из-под матраца связанные из порванной простыни веревки. Одной из них ловко скрутил наркому руки за спиной и завел за нары, где оказалась прикрученная к полу табуретка перед небольшим столом.

– Это мое рабочее место. Табуретка чуть далековато стоит, приходится выкручиваться. – Сказав непонятную фразу, неизвестный нырнул Литвинову за спину и сильно потянул за веревку связанные руки вверх, заставляя того согнуться. Когда лицо наркома почти коснулось края табуретки, он зафиксировал веревку к верхней перекладине нар. – Вот о чем и говорю. Чуть-чуть ближе стояла бы – и прямо по центру бы вышло. А так приходится тазик одной рукой придерживать.

Связав ему ноги вместе, зафиксировав веревку на ножке кровати, он принес тазик, наполовину наполненный водой, и поставил его на табуретку. Отдышавшийся Литвинов начал громко возмущаться происходящим, но получил очень болезненный удар по почке.

– Сейчас голову помоем. Шутка. Голова у вас и так чистая. Эту водную процедуру придумал покойный Зиновий Борисович. Надо сказать, голова у него варила здорово. Жаль, что так все вышло… я с ним почти пятнадцать лет проработал, неплохой был мужик… Так скажу. В Бога он не верил – это его и сгубило… – Странный заключенный задумался, забыв о своем госте, стоящем в интересной позе над тазиком с водой. – Что-то заговорился я с вами. Продолжим то, что важно знать сейчас. Назвали мы эту водную процедуру «Взгляни в глаза». Вы сейчас сами поймете почему.

Схватив его одной рукой за волосы, другой, придерживая тазик, он резко макнул Максима Максимовича головой в воду, прижав его лицо ко дну. Судорожные дерганья привели лишь к тому, что кислород в легких сгорел быстро. Не в силах бороться, нарком судорожно открыл рот и вдохнул воду, острыми иглами вонзившуюся в бронхи и легкие. Рука отпустила его волосы, и Литвинов, стараясь очутиться как можно дальше от тазика, начал судорожно выплевывать воду. Ему казалось, легкие рвутся на клочки и лезут наружу через горло. Мужчина извлек откуда-то папиросу, закурил и пристально посмотрел недобрым взглядом.

– Это была разминка, Максим Максимович, чтобы сердце привыкло. Мы сначала по незнанию сразу давали возможность гражданам заглянуть в глаза. Не все выдерживали. Мужики покрепче вас от разрыва сердца Богу душу отдавали. В любом деле, Максим Максимович, опыт нужен. Ничего, еще два-три подхода, и вы увидите ее глаза.

– Нет! Не нужно! Я все понял! Я все напишу!

– Ты это сержанту скажешь, мне это по фиг.

Мужчина докурил папиросу и направился к Литвинову. Тот страшно завыл на одной ноте.

– Дурень. Вдохни поглубже.

В этот раз рука не отпустила его, когда он вдохнул воду в легкие, держала, пока ужас, заполнивший его, не начал выдавливать глаза наружу. Все затянулось кровавым туманом. Рука выдернула наркома из воды, и, когда, судорожно кашляя, он смог различать окружающие предметы, в его глаза уперся заинтересованный взгляд мучителя.

– Нет, еще не увидел, – разочарованно сказал тот и, потянув носом, с улыбкой глянул на пижамные штаны Литвинова, потом удовлетворенно произнес: – Но мы на правильном пути. В следующий заход ты увидишь ее.

Его взгляд стал мечтательным. Он решительно направился к едва откашлявшемуся Литвинову.

– Товарищи! Спасите! Заберите меня отсюда!

– Чего ты кричишь? У нас еще пятнадцать минут в запасе. Вдохни поглубже.

Но видно, ангел-хранитель или какой-то другой, более земной персонаж посчитал: на первый раз достаточно. В коридоре послышался шум шагов.

– Верь после такого людям, – раздраженно произнес жестокий мучитель, быстро развязал руки и ноги Литвинову, спрятал веревки и, заскочив наверх, продолжил чтение книги. Зашедший сержант подозрительно спросил:

– Чем это у вас так пахнет?

– Максим Максимович поужинал, видно, чем-то плотным. Как пернул, боюсь, что обделался, вот – тазик с водой принес, подмыться, наверное, хочет.

– Идемте, гражданин Литвинов, я вас из шланга помою и кальсоны чистые дам.

Максим Максимович писал без остановки уже несколько часов подряд. Разболелась спина, слипались глаза.

– Можно мне где-нибудь прилечь хоть на полчаса? – спросил он сидящего перед ним капитана.

– Конечно. Сержант, отведите гражданина в камеру.

– Нет! Не нужно! Я буду дальше работать.

– Как хотите. Сержант, сварите нам кофе.

В эту февральскую ночь не спалось многим. Жена Литвинова, британская подданная Айви Лоу, развила бурную деятельность по информированию всех влиятельных знакомых своего мужа. А таковых хватало. Когда стало понятно, что на звонки американского и английского послов во все правительственные учреждения СССР никакой реакции не будет (их мягко отшивали дежурные, обещая с утра разобраться), настала пора звонить властям предержащим. И такой звонок последовал. Среди ночи пообщаться с руководством СССР захотел госсекретарь САСШ. Трубку взял Молотов. Главу наркомата часто корили, что он не знает дипломатических протоколов и прочих экивоков, но никому бы и в голову не пришло обвинить его в том, что после беседы с ним его собеседник не понял, чего хочет этот человек.

125